Возвращение домой после войны я помню до подробностей. Представьте себе: сколько дней, месяцев, лет я и мои сверстники не видели своих родителей, друзей и любимых девушек. С 22 июня 1941 года и до дня Победы 9 мая 1945 года мы прошли великие испытания.

До войны наша жизнь в Советском Союзе улучшалась с каждым годом: мы стали лучше одеваться, лучше питаться, строить больше жилых домов, получать отдельные квартиры. Каждый год правительство снижало цены на все товары народного потребления. Культура возрастала: появлялись новые кинокартины, мы узнали новых талантливых писателей, композиторов, художников, кинорежиссеров, артистов. Молодость наша расцветала. У всех появилась возможность осуществить свою мечту: получить образование, стать заслуженным гражданином cвоей Родины.

И вдруг война. Когда я возвращался после войны домой, я вспоминал те дни, когда уезжал из родного села Стенка, Чутовского р-на Полтавской области. А это было в июле 1940г.

Отец подъехал на подводе к нашему дому со своим приятелем и спросил:  «Вы готовы?». Я сказал, что документы из военкомата взял, приглашение из училища для сдачи экзаменов взял. Мама собрала и положила в чемоданчик (фанерный ящик с крышкой) пару нижнего белья, носовые наглаженные платочки, мыло, полотенце, зубной порошок и зубную щётку, несколько испечённых ею коржиков. Бритвенного прибора у меня ещё не было — нечего было тогда брить.

Я был одет в хлопчатобумажные брюки, в сатиновую рубашку — косоворотку и фуражку тёмного цвета с большим козырьком.

Присев перед дорогой, вышли мы из хаты, подошли к подводе, положили чемоданчик. Мама заплакала и сказала: «Сынок, не забывай нас». Затем подошёл отец. В его глазах заблестели слёзы. Он сказал: «Я поеду с тобой, провожу тебя до Харькова, посажу в поезд, а там уже в Севастополе ты найдёшь своё училище».

Мы с отцом на рабочем поезде доехали до Харькова и на вокзале, услышав объявление: «Происходит посадка на Севастополь», —  побежал к своему вагону, боясь, чтобы не опоздать, забыв попрощаться с отцом.

А теперь, через 5 лет я возвращаюсь домой. Мне предстоит увидеть маму, увидеть Олю, мою любимую девушку, с которой я вместе учился в 8-10-х классах в райцентре Чутово. Я её так любил, что описать эти чувства, как бы  не старался, не смогу.

А ведь предстоит встреча. И мы вспомним выпускной вечер, и как она участвовала в драмкружке, как она тогда пела, танцевала «Цыганочку». И как мы соревновались:  кто из нас лучше напишет сочинение по русской литературе на заданную тему, кто лучше напишет диктант. И, конечно же, вспомним первый поцелуй, её последние слова при расставании.

С этими мыслями я собирался в дорогу. Документы на отпуск я получил. Чемодан в мастерских мне изготовили. Парадную военную морскую форму с погонами старшего лейтенанта, снаряжение к кортику приготовил. Орден «Красная звезда», медали «За оборону Севастополя» и «За оборону Ленинграда» закрепил на кителе.

В дорогу решил взять  гитару, которая  была моим подспорьем в минуты затишья на войне — тогда мы разучивали песни военного времени, особенно песни в исполнении Клавдии Шульженко, Леонида Утёсова, Марка Бернеса, Гелены  Великановой  и др.

Все офицеры в Латвии и Литве служили с ношением пистолета. И я решил взять его с собой. Из Литвы до Москвы добрался поездом более-менее благополучно. А в Москве на поезд до Харькова купить билет было не возможно. Нет билетов. Как быть? Вышел  на перрон к своему поезду и иду вдоль вагонов. В правой руке чемодан, в левой — гитара, за плечами вещмешок. Слышу из окна вагона девушка зовет: «Лейтенант с гитарой, идите к нам в вагон!» Подхожу к проводнице, а она: «Без билета не могу пустить в вагон». Возвращаюсь к тому окну, откуда звала девушка. В окне показался парень. Он сказал: «Лейтенант, заходи через тарелки сцепления вагона с противоположной стороны, я тебя затяну в окно. А вещи давай нам в окно».

Я отдал в окно свои вещи, а сам полез через тарелки сцепления на противоположную сторону вагона.  Через окно парень втянул меня в вагон. Встретили меня как давно знакомого, всю ночь мы пели песни под аккомпанемент гитары. Вот одна из них:

Разломил ураган тучу серую,

Над страною кружит воронье,

Трудно нам, но все крепче я верую

В наше счастье, твоё и моё.

Нас не взять воронью зарубежному,

Силы русской не сломят они,

Всё по-старому будет по-прежнему,

Как в былые хорошие дни…

Это была одна из песен, которые вдохновляли нас, лётчиков 13-й авиационной корректировочной эскадрильи, на новые подвиги.

Прибыли мы в Харьков.  Это100 километров  от моей конечной железнодорожной станции Скороходово. Даже трудно поверить, что вот-вот я уже скоро встречусь с родителями и любимой девушкой.  Купил билет и сел на другой поезд. Через несколько часов проводница объявляет «Станция Скороходово, стоянка 3 минуты».

Сердце все чаще бьётся в груди. А глаза мои всё ищут, кто же меня приехал встречать?

Стоят у ограды лошади, запряжённые в подводы и никого нет на возах — все ушли к вагонам поезда встречать родных.

Вышел я на перрон. Вдруг, вижу ко мне подбегает краснофлотец — инвалид на костылях.  Я увидел его радостное лицо, обращенное ко мне. Он обнимает меня за шею, говорит «Лейтенант, поздравляю с приездом. Я воевал на крейсере «Червона Украина» во время обороны Севастополя ». Его я обнял и ответил: «Тронут твоим вниманием. Вижу в тебе настоящего героя нашей Победы».

Рассказал ему о том, что я тоже был в обороне Севастополя и воевал на Балтике. Также горжусь тем, что служу на нашем флоте. Пожелал здоровья и оптимизма.

Обратил внимание, что молодёжи на станции нет, в основном пожилые женщины с мешками и кошёлками, одеты в старые заплатанные штаны и парусиновые накидки. Некоторые в поношенном военном обмундировании.

День был солнечный, на небе ни одного облачка. Деревья, как и раньше растут с буйной зелёной листвой, кусты акации выделяются своим цветением. От  подвод спешит ко мне дядя Юмен — муж маминой сестры: «Я уже давно жду, забеспокоился. Твой папаша Григорий Ефимович послал за тобой. Ты у нас герой, В селе уже все знают, что ты приезжаешь». Дядя Юмен заплакал. Оказалось, что его сын Иван в тюрьме. Во время оккупации он из-за своей дури не послушал отца  и лояльничал с немцами.

Я сразу вспомнил слова Ленина: «Там, где не будет воспитательной коммунистической идеологии, там обязательно проникнет буржуазная идеология. Пустого места не бывает».

Едем мы по грунтовой дороге через балку, где я когда-то в юности пас корову. На дне балки протекал ручеёк. В трёх местах ручейка из-под земли выбивается источник (джерело) холодной чистой воды.

Склоны балки покрыты зелёной травой и ковром цветения жёлтых, фиолетовых, оранжевых, голубых цветков.

Вот это — моя Родина. Да не только это. Сейчас в праздничные дни я прихожу в школы и рассказываю детям, что Родина — это не только то место где родился: село, город, область.  Родина — это всё, что есть в нашей стране, которую раньше мы называли Советский Союз. А теперь мы нашу Родину зовем Российская Федерация.

Когда я после окончания ВМУБО им. ЛКСМУ в июле 1942 г плыл на теплоходе из Астрахани по реке Волге, чтобы добраться до штаба краснознаменного Балтийского флота, а мы плыли до г. Горького (Нижний Новгород), тогда  я думал, что и Волга с живописными берегами, прекрасными городами,  берёзовыми  рощами, зелёными елями и соснами  — это тоже моя Родина. А наш Крым с виноградниками, яблоневыми, вишнёвыми, ореховыми, персиковыми полями — тоже наша Родина. Севастополь — мой город, который я защищал от врага — это моя Родина.

Впереди показалась окраина моего родного села Стенка. Здесь на окраине я учил девушек-одноклассниц ездить на велосипеде. Тогда велосипед в селе был только у моего отца. Он разрешал на нём ездить.

Подъезжая  к селу,  я ужаснулся: там, где раньше стояли добротные дома — теперь одни кустарники да пепелища. Рядом появились землянки, откуда стали выходить одни женщины. Я здороваюсь,  а они отвечают и крестятся. Из-за кома в горле не смог говорить.

Не доезжая до моего дома, я попросил остановиться и решил пройти пешком к лесу и далее через огороды к дому. Мне нужно было пройтись, взять себя в руки и успокоиться.

Поднимаюсь по тропинке к своему двору, а дома  нет. Рядом маленькая хата — мазанка, покрытая камышом. Во дворе стоят отец и мама. Они ждут после страшных испытаний сына с войны. Я побежал им навстречу. Сначала обнял маму, поцеловал, погладил её по головке, а сказать ничего не могу — от волнения. Подошёл затем к отцу. Слёз сдержать, как я не старался, не смог.

Мама сказала: «Заходи в нашу хату. Старую хату немцы при отступлении взорвали и сожгли».

Вид отца и мамы меня очень обеспокоил. Лица были исхудавшими.  Одежда на них изношенная, рваная. На голове мамы был белый платочек. Отец — в хлопчатобумажном пиджаке и брюках с заплатками, в кепке.

Через несколько минут в хату попросились зайти соседи. Они смотрели на меня, а я на них, вспоминая довоенные годы, когда я в колхозе вместе с ними и с мамой косили жаткой пшеницу и рожь. Женщины тогда вязали снопы.  А я, будучи  пацаном, сидел верхом на лошади передней пары, погоняя лошадей   в четырёхконной жатке.

В беседе в основном были вопросы: «Не встречался ли я на фронте с их сыновьями».  Их сыновья не вернулись с войны, большинство из них пропали без вести. Но матери их по-прежнему ждут.   Мама моя рассказывала,  как  ходила на поле, где велись ожесточенные бои, и среди трупов наших красноармейцев искала меня.

От мамы я узнал многое и о тех, кто прятался по лесам, пытаясь уйти от призыва в армию, кто был старостой в селе во время оккупации, кто был полицаями, с помощью которых насильно угнали девушек в Германию.

Рассказывала, как немцы издевались над ней, выгоняли из дома за то, что её муж и сын воюют в Красной армии. Отец мой Григорий Ефремович, воевал пулемётчиком, был ранен в коленный сустав, попал в госпиталь. После госпиталя зачислен в обоз, а затем взят в мастерские по изготовлению и ремонту обуви в сапожной мастерской.

После освобождения Полтавской области от немецко-фашистских захватчиков отец обратился к Председателю Верховного Совета Михаилу Ивановичу Калинину и его освободили от службы в армии. Затем он приехал в родное село Стенка и как опытный специалист по сельскому хозяйству стал руководить колхозом.

Утром я спохватился —  куда делся мой пистолет? Отец сказал: «Я положил его под подушку. В селе стали появляться сынки и внуки раскулаченных кулаков, уклонившихся от службы в армии. Часть из них отбыли в тюрьмах, возвратились. Их надо остерегаться. Поэтому я спрятал пистолет».

Я взял охотничье ружье и отправился в лес и к реке. Походил по лесу, вдоль речки и к вечеру возвратился домой. Ни одного выстрела я не произвёл.

Побывал у реки Коломак, где летом мы с друзьями  купались,  прыгали с моста и его перил с высоты 5-8 метров в самое глубокое место, соревновались —  кто быстрее плавает и кто дольше будет под водой, не всплывая наверх. Это были  мое детство и моя юность.

 Я вспомнил и о своих сверстниках — моих соперниках: Николае Скрыпнике, Семёне Порохня,  Николае Тарасенко. Все они старались ухаживать за Олей.  Прошло пять лет, все они вернулись с войны живыми и здоровыми.  А Костя Кицюк и Федор Фысун — тоже мои одноклассники — погибли на войне. Вечная им память.

Оля призналась в любви ко мне в письме, когда я был в училище, и то не прямо, а косвенно. Она прислала текст песни «Чайка»:

«Милый в море на просторе, в голубом краю,

Я страдаю, ожидаю друга своего.

Пусть он любит, не забудет! Больше ничего.

Верь мой сокол: ты далеко, но любовь со мной.

Будь спокоен, милый воин, мой моряк родной».

Я воспринял это как признание в любви.

И тоже признался ей в любви  письменно — подарил ей альбом, в котором были собраны стихи о любви многих поэтов зарубежных (Гейне и других), русских и советских.

Пришёл я на мост для встречи с Олей.  Стою: жду полчаса, час, а её нет. Начал сильно переживать. Присмотрелся к берегу реки. Там по берегу ходит какая-то девушка. Решил, что надо спуститься с моста и подойти  поближе к ней.

Так и сделал, подошёл к девушке.  Смотрю — так это же Оля! Обнялись, поцеловались, и пошли к ней домой в Новые Ровни.

Её мама, Ефросинья Ивановна встретила меня приветливо Отец, Андриан Семёнович тоже был рад моему прибытию.

Я остался у них ночевать. Спали с Олей вместе до 10 часов утра.

Через час пришли Скрыпник и Порохня — мои одноклассники.  Оба в военной форме.  В руках у Скрыпника  бандура, у Порожни пакет, в котором шампанское и несколько банок консервов. Ефросинья Ивановна поспешила накрыть стол. Запахло жареной картошкой с луком и салом.  Прозвучали тосты. Хата наполнилась песнями, которые мы пели на вой-не и перед войной.

Стол отодвинули.  Зазвучала танцевальная музыка.  Вот  уж тут,  каждый из нас стал, как никогда,  показывать свое искусство перед Олей.  А ведь она у нас строгий критик.  Сама она, мы знаем, умеет красиво танцевать.

На следующий день мы с Олей решили пойти на квартиру нашей учительницы, классной руководительнице Потурнак Евдокии Костьевны.

С букетом цветов и коробкой конфет мы зашли в домик, где жила наша  пожилая  наставница, любимая учительница русского языка и литературы.  Она же преподавала и украинский язык .

Ей мы сказали, что решили пожениться. Она одобрила наше решение.

В этот отпуск мы с Олей зарегистрировались, но взять её в воинскую часть сразу я не смог. Там не было жилья. Возвращался я в Либаву в товарном поезде из Харькова до Москвы и в пассажирском из Москвы до Либавы (Лиепаи).

Иван  Мацигор,

полковник, участник обороны Севастополя

и Ленинграда в 1941-1944 г.г.

«Севастопольская правда»